Живой уголок Началось зто семнадцатого числа. Год и месяц не помню, но то, что двадцать третьего сентября, - это точно. Меня выдвинули тогда от предп- риятия прыгать с парашютом на точность приземления. Приземлился я точнее всех, поскольку остальных участников не удалось вытолкать из самолета. За это на собрании вручили мне грамоту и здоровый кактус. Отказаться я не смог, притащил урода домой. Поставил на окно и забыл о нем. Тем бо- лее что мне поручили ориентироваться на местности за честь коллектива. И вот однажды, год и месяц не помню, но число врезалось - десятого мая 1969 года - я проснулся в холодном поту. Вы не поверите - на кактусе полыхал огромный бутон красного цвета! Цветок так на меня подействовал, что впервые за долгие годы безупречной службы я опоздал на три минуты, за что с меня и срезали тринадцатую зарплату, чтобы другим было неповад- но. Через несколько дней цветок сморщился и отвалился от кактуса. В ком- нате стало темно и грустно. Вот тогда я начал собирать кактусы. Через два года у меня было пятьдесят штук! Ознакомившись со специальной литературой, для чего приш- лось выучить мексиканский язык, я сумел создать у себя дома для кактусов прекрасные условия, не уступающие естественным. Но оказалось, что чело- век в них выживает с трудом. Поэтому я долго не мог приспособиться к тем условиям, которые создал для кактусов. Зато каждый день на одном из как- тусов горел красный бутон! Я завязал переписку с кактусистами разных стран и народов, обменивал- ся с ними семенами. И тут как-то, не помню в каком месяце, но помню, что двадцать пятого числа 1971 года, какой-то идиот из Бразилии прислал ры- жие зернышки. Я сдуру посадил. Росло это безобразие очень быстро. Но когда я понял, что это такое, - было поздно! Здоровенный баобабище пус- тил корни в пол, вылез ветками из окна и облепил стекла соседей сверху. Они подали в товарищеский суд. Мне присудили штраф в размере двадцати пяти рублей и обязали ежемесячно подрезать ветки у соседей сверху и об- рубать корни соседям снизу. Каких только семян не присылали! Скоро у меня появились лимоны, бана- ны и ананасы. Кто-то написал на работу, что ему не понятно, как я на свою зарплату могу позволить себе такой стол. Меня пригласили в местком, поручили собрать деньги на подарок Васильеву и проведать его: "Как-никак человек болен. Уже два месяца не ходит на работу. Может быть, он хочет пить". Наверно, я путаю хронологию, но осенью, после обеда, ко мне пришел человек с портфелем. Попили чаю с банановым вареньем, поболтали, а перед уходом он сказал: "Извините, я чувствую, вы любите растительный мир во- обще и животный, в частности. Я уезжаю на месяц в плавание, пусть это время Лешка побудет у вас". Он вынул Лешку из портфеля. Это был питон. Того человека я больше не видел, а с Лешкой до сих пор живем бок о бок. Ему очень нравятся диетические яйца, пельмени и соседка по площадке, Клавдия Петровна. Вскоре ко мне стали приходить журналисты. Они фотографировали, брали интервью и ананасы. Боюсь ошибиться в хронологии, но в том году, когда я собрал небывалый для наших широт урожай кокосов, юннаты из зоопарка принесли маленького тигренка Цезаря. В том же урожайном году моряки теплохода "Крым" переда- ли мне в дар двух львят. Степана и Машку. Я никогда не думал, что можно так жрать! Вся зарплата и ананасы, не съеденные журналистами, шли в обмен на мясо. И еще приходилось халту- рить. Но я кормил не зря. Через год я имел в доме двух приличных львов и одного тигра. Или двух тигров и одного льва? Хотя какое это имеет значе- ние? Когда Цезарь сошелся с Машкой, я думал, что сойду с ума! Степан уст- раивал мне дикие сцены. И с горя загрыз страуса Ипполита. Зато у меня освободилась постель, потому что гнездо, которое в ней устроил Ипполит, я выкинул за ненадобностью. Как-то утром, принимая ванну, я почувствовал, что принимаю ее не один. И точно. Какие-то хулиганы подбросили крокодила! Через полгода крокодил принес потомство, хотя я до сих пор не пойму, откуда он его принес, поскольку был один. В газетах писали, что это "редкий случай, потому что крокодилы в неволе размножаются с трудом". А чего ему не размножаться? Я приходил с работы и в этой неволе чувствовал себя как дома! Один только раз я смалодушничал и, как посоветовали, оставил на ночь дверь открытой. Сказали, может, кто-то уйдет. Результаты превзошли все ожидания. Мало того, что никто не ушел, утром я обнаружил у себя еще трех кошек, одну дворнягу и соседа, от которого ушла жена. Наутро к нам попросилась женщина из сорок второй, к которой вернулся супруг, и пенси- онер, который сильно страдал одиночеством. А как прикажете выставить па- ру с годовалым ребенком? Сказали: "Больше жить с тещей не можем. Что хо- тите, то и делайте!" Выделил им местечко около баобаба. И потянулся народ. Через месяц наше племя насчитывало вместе с живот- ными пятнадцать человек. Живем дружно. Вечерами собираемся у костра, од- ни поют, другие подвывают тихонько, но мелодию держат все! Не так давно была экскурсия. Люди из другого города приехали погля- деть на наш живой уголок. Остались все, кроме экскурсовода. Она поехала за следующей группой. Да, однажды анонимка была. "Почему столько непрописанной живности проживает незаконно на площади тридцать три квадратных метра, а я с суп- ругом ютюсь вдвоем на площади тридцать два квадратных метра? Чем мы хуже ихней скотины?" Мы знаем, кто писал. Это из тридцать четвертой Тонька Тяжелая Рука. Собачатся с мужем, бьются до синяков, а после говорят, что, мол, звери распоясались, к незнакомым женщинам пристают! Эх, спустить бы на них Цезаря со Степаном! Да ладно. Что ж, выходит, если с волками жить, так всем по-волчьи выть, что ли? Но что ж они делают, а? Яд на лестнице сыплют, капканы ставят. Сиво- лапов с рогатиной ломился в дверь, кричал: "Пусти на медведя один на один, а то накипело!" Ну, дикари! А у нас тихо, мирно: ты подвинешься, я сяду, я встану, ты ляжешь. Да, если кому-нибудь нужны семена баобаба или просто детеныши кроко- дила, заходите. На обмен приносите... ну, я не знаю... бусы красивые, зеркальце, топоры. И такие палочки, знаете... тоненькие... Потереть о коробочку - огонь получается. Честное слово! Ты глянь Вась, ты посмотри какая женщина! Видал? Ножка оканчивается каблучком естественно, словно так и родилась на свет. Ты никогда не стоял на каблуках, Вась? Я по молодости минуту стоял, потом неделю лежал. Это прием дзюдо, стопу выворачивает. А они, смотри, на каблуках бегают! Они на них по лестнице вверх к ребенку больному. Они на каблуках вниз к начальству на ковер быстренько. На каблуках ждут, на каблуках надеются, плачут на каблуках, целуются - живут на каблуках, Ва- ся! А все ради чего? За что страдают? Чтобы ножка казалась длиннее, а спинка - короче. И так кажется, Вася. Смотри, кругом одни ноги. Как в лесу, честное слово! Мы думаем, как бы дойти, они - о том, как пройти. Вася, кто-нибудь смотрел на твои ноги? А ты на них смотрел? Пра- вильно, твои ноги никого не волнуют. А ее ноги волнуют всех. Вишь, ози- раются! Она свои ножки легкие переставляет и глазом даже не ведет, пото- му что спинным мозгом чувствует: сзади все в порядке, мужики шеи вывер- нули, окосели. А ей больше ничего и не нужно, Вась! А нам нужно. Тут на- ша слабость и ее сила. А сколько еще на ней непростого на кнопочках, крючочках, шнурочках - ты бы во всем этом задохнулся, Вася, а она дышит. Причем как! Посмотри, посмотри! Слева! Грудь поднялась, опустилась, опять поднялась. Что дела- ет, а? Просто она так дышит. А у тебя, Вася, дыхание перехватывает, хотя твою грудь ничего не стесняет, плевать ты хотел на свою грудь... Глянь на ее лицо, Вась! Правей! Ага! Ну как? Это ты побрился - и король, а не побрился - тоже король, только небритый. А у нее посмотри... Да не пока- зывай ты пальцем! Достаточно, что я газетой показываю. Смотри: крем, те- ни, тушь, помада, румяна, тон. И все так положено, ни за что не догада- ешься, где кончается лицо и начинается косметика. Ты никогда не красил глаза, Вася? Да они у тебя и так красные! А она каждый день глазки себе рисует. Ее глаз - произведение искусства. Глаз женщины, это надо видеть, Вася, если она тебя в него пустит! Смотри, смотри, какая пошла! Не та, эта еще лучше! Ну как тебе моя? Кажется, утром так и вскочила с постели румяная, глаз под аккуратно растрепанной челкой горит. Кажется, все у нее хорошо. Спрятала неприят- ности под румяна, обиду по скулам вверх в стороны развела, слезы назад втянула - и взгляд получается влажный... Вась, я от них балдею! Ты посмотри, пуговка у нее на блузочке вроде бы расстегнулась. У тебя расстегнулась, оторвалась - это небрежность, Вася. А у нее на одну пуговку не застегнуто - тут точный расчет, тайный умысел. Попробуй глаза отвести. Не можешь. И я не могу. Никто не может. А всего-то расстегнута одна пуговка. Учись, Вася! А ты представь, сколько на все это надобно времени. И где его взять? Ведь в остальном у нас все полы равны. Материальные ценности создают на- равне, вот этим вот пальчиком с гладеньким ноготком. А в свободное время рожают в основном они, Вася. Я узнавал - они! И кормят нас они, и Софья Ковалевская при всем том была женщиной. Когда успевают? Да, зато им бриться не надо! Это ты прав. Это они себе выбили. А кто еще станет слушать нас, почему мы не стали, кем могли, а стали, кем стали, и кто виноват - всю эту ежевечернюю тягомотину слушают они, одной рукой стирая наши рубашки, второй стругая картошку, третьей воспи- тывая наших бездарных детей. А после всего кремом почистив зубы, а пастой покрыв лицо, падают за- мертво в постель, где бормочут спросонья одно: "Гражданин, вы тут не стояли!" Вот так годами терпят нас и живут рядом с нами, ни разу толком не из- менив, храня верность черт знает кому! И при этом еще норовят одеться по моде. Да! Ты знаешь, что такое "модно", Вась? Когда надето оба носка, причем одного цвета? Сильно ска- зано. А у них журнальчики, выкройки. Ночами чего-то шьют, плетут, вяжут, либо пытаются подогнать фигуру под то, что достали. А для чего они муки терпят? Что им надо? А надо им всем одного: семьи, гнездышка, плеча надежного рядом. И снится им сказочный принц вроде тебя, Вася! Багратион Началось это той проклятой осенью, когда я покупал помидоры. Продавец швырял в миску гнилые, я мигом выбрасывал, на красные менял, он красные менял на гнилые, и в такой азарт вошли, что он начал швырять красные, а я сдуру менял на гнилые! И тут очередь сзади взвыла: "Если первые выби- рать начнут, последним только на расстройство желудка останется. За красный обязан гнилой съесть, не подавишься, не Рокфеллер!!" То ли оттого, что Рокфеллером обозвали, то ли от запаха гнили - орга- низм затрясло. И слышу крик свой сумасшедший: "Перекусаю всех в порядке очереди! Почему за свои деньги гнилью питаться должен?!" И помидорами как зафугачу в очередь! Думал, все, убьют! Нет. Молчат, облизываются, сок томатный с лица убирают. Поняли: раз человек один против очереди по- шел - сдурел. С ним лучше не связываться. Я теперь больше часу в очереди не жду. Час - все! Зашел тут в пельменную. Вижу, очередь в кассу на месте марширует. Оказывается, кассирша пельмени за кассой лопает. Кто-то интеллигентно так ее спрашивает: "Простите, вы в другое время пообедать не можете?" Кассирша отвечает сквозь пельменю: "А ты?!" И вся очередь хором считает, как при запуске ракеты, сколько ей осталось: "Три, две, одна! Наелась!" Наконец выбил я пельмени, к повару с подносом подхожу, говорю: "При- ятного аппетита! Позвольте пару пельменей, горчица с собой. Кушать хо- чется... Больше так не буду!" Повар отвечает: "Пельмени кончились только что. А мясо в них - еще утром". А у самого фигура такая - глупо спрашивать, где мясо из пельме- ней. И тут, не знаю отчего - то ли пельмени в голову ударили, то ли... Словом, хватаю повара за грудь, горчицей намазываю, кричу: "Уксусом полью, съем с потрохами!" Через минуту ел то, что в жизни не кушал, а повар каждый день. Но знаете что странно? Когда ты с ними по-нормальному, с тобой - как с идиотом. Как только идиотом прикинулся - все нормально! Мне тут сосед, дядя Петя, говорит: "Я во время войны города приступом брал. А тут бумажку подписать - тоже приступ, но сердечный. Подпиши, Барклай, будь человеком. Ты все теперь можешь". Ну, Барклай, потому что, когда зимой паровое отключили, я добился, чтобы мне, как участнику Бородинского сражения, включили. Пришлось Барк- лаем де Толли прикинуться. А вообще-то меня Толей зовут. Толя, и все. Я им писал, звонил, ждал. Ничего. Но когда я в жэк на табуретке ворвался: "Шашки наголо! Первая батарея к бою! Даешь паровое!" Они сразу: "Все дадим! Успокойтесь, товарищ Баг- ратион! Но скажите Кутузову, чтобы больше не присылали!" И я подумал: что будет, если все чуть что на табуреты с шашками повс- какивают? Это уже не Бородинское сражение - Ледовое побоище начнется. К тому же выходить из себя все легче и легче, а вот обратно в себя - все трудней. Тут как-то из себя вышел - вернулся, все от меня ушли. Же- на, рыбки из аквариума. Если вдруг кого-то из них увидите, передайте: я таблетки принимать начал и снова тихий-тихий. Вчера помидоры купил - одна гниль, а я съел и ни звука.
|